Интернет по паспортам и запреты компьютерных игр не спасают жизни: колонка по следам трагедии в Казани
© Коллаж Кристины Савельевой
Колонка Тамары Высоцкой
Каждый раз, когда в стране происходит громкое и трагическое событие, информационная повестка меняется стремительно и довольно ожидаемо. Сперва все СМИ наперебой пишут о том, что случилось. Потом — пытаются разобраться, почему это случилось. И, не успеваешь моргнуть и глазом, как они пишут о том, как можно это предотвратить. Это нормально, это правильно, мы тоже чаще всего подходим к проблемам именно так — не просто охаем, но еще и предлагаем пути решения.
11 мая 2021 в Казани произошел страшный инцидент — бывший ученик гимназии, 19-летний Ильназ Галявиев пришел в школу с дробовиком и начал расстреливать всех, кого встречал на своем пути. Стрелка удалось задержать, погибли семеро детей и двое взрослых, на момент написания этой колонки в больнице находится еще 21 человек. И, как обычно бывает в таких случаях, после того как в СМИ улеглась пыль от оперативных обзоров событий, после того, как все официальные лица выразили свои соболезнования, а паблики запостили фотографии горящих свечей на черном фоне, наступила фаза поиска решения проблемы.
К сожалению, все способы, предложенные официальными лицами на данный момент, оказались гротескно предсказуемыми — не обязательно ходить в интернет, чтобы узнать, как решили бороться с «колумбайном» на этот раз.
Спикер Госдумы Вячеслав Володин предложил «уйти от анонимности в интернете», чтобы «снизить объем контента, пропагандирующего насилие, героизирующего экстремизм». Уполномоченная по правам человека Татьяна Москалькова предложила повысить разрешенный возраст владения оружием до 21 года. В Думе предложили ужесточить правила выдачи лицензий на получение оружия — соответствующий законопроект на данный момент уже одобрил Комитет Госдумы по безопасности.
Представитель Астраханской области в Совете Федерации Александр Башкин предложил «ужесточить контроль за воспевающими насилие компьютерными играми» (никогда такого не было, и вот опять). Первый заместитель председателя комиссии Общественной палаты РФ по СМИ Александр Малькевич отметил, что до сих пор не был принят закон, запрещающий кибербуллинг, а социальные сети «не в полной мере фильтруют контент, который публикуют пользователи».
Уполномоченная по правам ребенка в Татарстане Ирина Волынец заявила, что причиной случившегося стало «абсолютное отсутствие государственной идеологии в стране», а также отметила, что проблема заключается в том, что современное государство (в отличие от СССР) не обеспечивает детям внеурочного досуга.
Среди предложений многочисленных интернет-комментаторов все то же: ограничить доступ в школы, усилить охрану, устроить поголовную психиатрическую экспертизу, сделать вход в школу по принципу тюремных «шлюзов», поручить охрану школ спецназовцам, вооружить учителей (привет, Трамп!). В общем, полный спектр запретительных, ограничительных, оборонных и даже околовоенных мер, которые призваны сделать школы более безопасными для детей.
Для начала давайте определимся: все эти предложения — нормальная реакция перепуганных и растерянных людей. То, что произошло в Казани — невероятно страшно, и одна мысль о том, что что-то подобное может повториться в другой школе, повергает родителей во вполне оправданный ужас.
Желание спрятаться, защититься, завернуться в бронежилет, вооружиться до зубов, запретить и не пущать появляется инстинктивно — и в этом нет ничего неожиданного или странного.
Предложения чиновников, с другой стороны, звучат чуть менее логично, но не менее предсказуемо — во всем виноваты социальные сети, жестокие игры и, видимо, теперь еще и нехватка бесплатных кружков (похоже, здесь задумка в том, чтобы у ребенка не было ни минуты свободного времени вообще). При этом, исходя из того, что известно на данный момент, казанский «стрелок» Галявиев не состоял ни в каких тематических сообществах и вообще был тихим и спокойным парнем — который просто однажды решил, что он бог.
К слову, компьютерные игры винят в жестокости уже не первое десятилетие и не в одной стране. В Штатах, где, к сожалению, «колумбайны» случаются значительно чаще, проводят масштабные исследования о том, как реальная жестокость связана с кровищей на экране — оказывается, не очень сильно. Профессор психологии Крис Фергюсон посвятил свою жизнь исследованию этой связи и опровержению распространенной теории о том, что насилие в медиа и видеоиграх приводит к реальному насилию на улицах и в школах.
«Данные о том, что бананы приводят к суициду, столь же доказательны, — сказал Фергюсон в своем интервью The New York Times. — Буквально. Цифры там примерно одинаковые».
Ему удалось доказать, что, вопреки распространенному убеждению, любовь к агрессивным и жестоким играм не делает из людей террористов. Более того, Фергюсон отметил, что СМИ и политики вспоминают о жестоких играх только тогда, когда агрессором является белый молодой мужчина, в других случаях причины видят в чем-то другом: религиозных взглядах или психическом здоровье.
Но давайте вернемся в Россию. Мне не очень хочется рассуждать о том, что, кажется, подобные происшествия наша власть использует для того, чтобы потуже закрутить гайки — не очень понятно, как деанонимизация интернета помогла бы казанским школьникам, но зато очень понятно, как она поможет правительству еще пристальнее контролировать своих граждан — в любых вопросах.
Мне больше хочется поговорить о том, как наше государство решает человеческие проблемы нечеловеческими способами. Как в ответ на реальную человеческую боль выдаются запреты, распоряжения, регламенты и решения, максимально оторванные от реальности. Почему-то принято считать, что единственный способ уберечь подростков — это запретить им все, что выглядит опасным — соцсети, компьютерные игры, аниме — и занять все их время внешкольными занятиями. Ведь если ребенку будет некогда выйти из дома, значит, ему будет некогда обзавестись оружием, правда?
Все запретительные и оградительные меры почему-то упускают самый важный элемент всех трагических инцидентов — личность человека.
Личности все тех же подростков, которых, видимо, предполагается как тряпичных кукол усадить за бронированными дверями, чтобы они были заняты в школе и сверх того, а потом выпустить их из школы и отправить в свободный «взрослый» мир — сами разберутся.
Первая школьная стрельба в США произошла в 1999 году. С тех пор попытки решить проблемы были разными — и да, там тоже долгое время оптимальным способом спасти детей считались решетки на окнах, замки на дверях и двойные рамки металлодетекторов. Однако позже от этой схемы стали постепенно отказываться, потому что поняли: людей недостаточно просто сдерживать и ограничивать, с ними надо обращаться по-человечески.
Выстраивать схему взаимодействия между учениками и учителями, бороться с буллингом (к сожалению, законодательно запретить его совершенно недостаточно), расширять полномочия школьного психолога (который во многих российских школах, увы, до сих пор выполняет номинальную роль), укреплять и поддерживать доверительные отношения, следить за атмосферой в классе.
Сделать все это в сотни, в тысячи раз сложнее, чем выдать очередной запрет, оштрафовать нарушителей и поставить железные двери. Однако запреты и двери очень хорошо и наглядно демонстрируют, что официальные лица не сидят сложа руки — они делают важное дело, защищают наших детей и возвращают родителям чувство спокойствия и безопасности.
Потому что, давайте признаем, мы редко готовы вникать во все подробности того, как там все в этих школах устроено — просто скажите нам, что все вернулось на круги своя, небо снова голубое, в школе снова безопасно, и мы расслабимся.
В моменте может показаться, что от обширной системы психологической поддержки учителей, внедрения программы по борьбе с буллингом (такой, например, как сейчас реализована в Дании), развития системы поддержки (реальной поддержки!) подростков эффекта как будто бы меньше, чем от рамки металлодетектора и железной двери. Дверь хоть потрогать можно. И да, возможно, она потенциально и остановит еще одного «стрелка», или уменьшит количество его жертв (что, бесспорно, тоже огромный плюс), но она совершенно не поможет бороться с первопричиной, с огромным многолетним социальным кризисом, который приводит к таким происшествиям.
Я говорю о кризисе системы образования, в которой учителя выгорают настолько, что у них нет ни сил, ни времени, ни желания видеть в своих учениках живых людей и уж тем более проявлять к ним эмпатию. Я говорю о кризисе семейных отношений, в которых физическое, психологическое и эмоциональное насилие до сих пор остается негласной нормой, а о доверительных отношениях не может быть и речи.
Я говорю о кризисе системы, в которой запреты и дополнительные ограничения являются единственным способом решения любых социальных проблем.
Понятное дело, что сейчас говорить об истинных причинах произошедшего бессмысленно — Ильназа Галявиева отправили на психолого-психиатрическую экспертизу (и знаете, отчасти хорошо, что его удалось взять живым — «колумбайнеры» обычно убивают себя сами или погибают при штурме — а здесь у психологов и психиатров есть шанс разобраться в том, что происходит в голове у человека, который решает взять оружие и пойти в школу). Пока удалось выяснить только то, что у него диагностировали заболевание головного мозга (какое именно — не уточняется), а также то, что на протяжении последнего года близкие отмечали у парня вспышки агрессии.
Я боюсь, что итоге окажется, что предотвратить страшную трагедию не помогло бы практически ничего — ни кружки и секции, ни запрет компьютерных игр, ни доступ в интернет по паспортам. Окажется, что единственные, кто мог остановить Галявиева — это психиатр, который дал ему справку перед приобретением оружия (а мы все знаем, как выдают подобные справки) и его семья, которая, согласно различным источникам, «не была в контакте» с сыном и не пыталась искать решение его внезапно возникших эмоциональных проблем.
И пока официальные лица создают бурную деятельность вокруг трагедии и пытаются принять как можно больше законопроектов, которые помогут родителям почувствовать себя безопаснее, я хочу обратиться к самим родителям.
Да, мы не в состоянии изменить систему и заставить ее обрести человеческое лицо, но мы можем хотя бы оставаться людьми для своих детей — и видеть людей в них. И им, поверьте, не нужны бесконечные запреты, нравоучения, правила и распоряжения, им нужно понимание, принятие, забота и любовь — а еще немного внимания и эмпатии, которые помогут заметить, если что-то пошло не так. Даже когда они уже вроде бы выросли.
